А. Лазарчук
ТРАНКВИЛИУМ
Завтра, подумала она. Не будь этого чертова крейсера, плыл бы сейчас домой... Глеб раздраженно захлопнул книгу и еле сдержался, чтобы не запустить ею в темный угол. Неосознанное беспокойство - непременный спутник всех его "озарений" - требовало действия, движения, поступка. Опыт же, печальный и жестокий, напротив: сдерживал, заставлял сидеть, молчать, ждать. Да, открылись новые ячейки в его-не-его памяти; да, он на шаг, на несколько шагов приблизился к правильному-ответу-на-все-в-мире-вопросы; но и: сдвинулось восприятие действительности, почти исчезло чувство страха и ответственности - при неимоверно возросшем мнении о собственном могуществе. Он уже совершал поступки в таком состоянии... об этом был тяжело вспоминать, но он намеренно, как урок, как наказание, как епитимью - напоминал себе о том, что сделал с Олив. С женщиной, которая его себе на горе спасла и выходила. Да, он был глуп и неопытен тогда - но разве же глупость и неопытность могут служить оправданием? Ты виноват. ...просто не понимал, что не все, что открывалось ему, есть непреложная истина... Ну и что? Ты успел это понять и мог успеть остановиться - но не остановился... Во фляге было вишневое вино, сладкое и крепкое. Он отхлебнул два глотка. Подступившая дрожь медленно растворилась в теплой волне. Почему-то "озарения" всегда подстерегали его на суше и никогда - на море. Может быть, поэтому последние полгода он с такой неохотой покидает палубу?.. Что же я знаю теперь? - с ненатуральной ленцой подумал он. Так минер подходит к мине, попыхивая трубочкой. Так офицер прохаживается под пулями, видом своим ободряя солдат... Ну, давай. Руки сами развернули карту. С огромной высоты он смотрел на нее... далее